Виртуальная выставка «Художник Николай Тарасиков. Забытые имена, обратный отсчет»

В Национальном художественном музее Республики Беларусь хранится живописное полотно художника из Гомеля Сергея Александровича Ковровского «Точильщик», написанное им в 1928 году.
«У подъезда терпеливо стоял он ради водки и искусства» - описывал героя этой известной картины другой гомельский художник Николай Тарасиков, оказавшийся случайным свидетелем происходящего. Эта картина производит обманчивое впечатление удивительной легкости, моментального попадания в цвет, композицию, образ... Однако именно от Тарасикова мы узнаем, что писал ее Ковровский «долго и требовательно, часто меняя в колорите из-за непостоянства погодных условий - то солнце, то дождь, то пасмурно-серо художнику назло». Склонившийся над точильным станком человек изображен в обстановке провинциального Гомеля, возле одного из кирпичных домов конца XIX века, который, скорее всего, до нашего времени не сохранился. Похожие дома - с обязательным арочным входом во внутренний двор - можно и сегодня видеть на улице Советской.
Благодаря этим воспоминаниям перед нами приоткрывается завеса тайны, окутывающей единственный сохранившийся шедевр выдающегося белорусского мастера живописи послереволюционной эпохи, личность самого Ковровского и его роль в художественной жизни Гомеля 20-х годов. Сегодня имя его ученика - художника Николая Тарасикова, по-своему интересного, но «прочно забытого», «гениального, но не признанного» - по мнению общественности, тоже почти ничего не говорит нашему современнику. А зря!
Затронешь эту эпоху в жизни Беларуси, и десятки колокольцев нежным звоном отзываются на легчайшее прикосновение. Какие интересные мастера живописи, графики во множестве начинают вырисовываться, становиться узнаваемыми и даже любимыми!
Как известно, золото образуется при определенном давлении и в определенной среде. Революционная эпоха смела немало значительных имен в искусстве, она же способствовала рождению нового типа художника. О таком типичном случае - одном из выдающихся белорусских советских живописцев Тарасикове Николае Лукиче, настоящем золотнике, который, как известно мал да дорог, ярче и лучше всего рассказывают его рукописи из Белорусского государственного архива-музея литературы и искусства. После смерти художника туда поступило 180 кг. (как указано в акте приемки) разрозненных материалов! Есть над чем потрудиться специалистам в смежной области - истории искусства. На повестке дня обратный отсчет к истокам искусства Беларуси в XX веке!
Своей родиной Николай Лукич называл Гомель, хотя родился в Красноярске в 1908 году. Его отец, белорус по национальности, был сослан в сибирский край за революционную агитационную деятельность. Спустя 13 лет семья переезжает в Гомель, поселяется у дедушки и бабушки на улице Почтовой возле Горелого болота. Николай рассказывал в своих воспоминаниях, как рисовал с малых лет все, что видел вокруг: «сараи, дрова, телят, сани, будку собаки Трезора, Хромого, Лешего, деда Федора. Получалось, конечно, не грамотно, но забавно, интересно.... А отец, который неплохо рисовал сам, исправлял мои художественные фантазии,... делая их более реально-правдоподобными. Обидно и больно было за разрушенные образные видения». Видно уже с тех пор у Николая Тарасикова бессознательно проявлялась тяга к модернизму, при том, что всю жизнь он был олицетворением живого реализма в искусстве.
В Гомеле, в отличие от Витебска, который Тарасиков сравнивает с белорусской Москвой и маленьким Парижем того времени, всегда превалировало академическое искусство, подход художников-передвижников. Показательно, что ни одного абстракциониста здесь долгое время не было замечено. Сегодня абстрактными «цветовыми симфониями» увлекается живописец Виталий Денисенко, вариациями с ржавым металлом, прутьями деревьев и графикой в масле - Александр Сушков, но это, как говорится, совсем другая история...
«Считаю счастливой поучительной встречей с настоящим типом талантливого белорусского художника, живописца и педагога Сергея Александровича Ковровского» - неоднократно отмечает в разрозненных записках Тарасиков. На разные лады он воспевает яркий образ своего учителя: «Горячий и темпераментный, бунтарь, искатель нового передового, он жил искусством. Буйно веселый в работе, без меры и удержу. Кто видел, как он работает, тот знает секрет труда творчества».
Изостудия Ковровского при железнодорожном клубе сменила канувшую в небытие в ноябре 1921 года студию имени Врубеля, которая по существу являлась настоящим художественным училищем. А в студии Сергея Ковровского «без дипломов и звонков, казенных профессоров собирались все любящие искусство, старые и молодые, бездарные и талантливые люди. Каждый день бой, творческие соревнования, споры, диспуты, пробы, искания.... Сергей Ковровский выделялся на общем фоне художников, был одним из ярких талантливейших мастеров живописи того времени, не уступал столичным маэстро, а иногда (был) выше на голову, смотрящий и видящий далеко вперед» - продолжает восторженно делиться своими наблюдениями бывший учащийся студии.
После «трех лет упоенной учебы у Ковровского» Тарасиков уверовал в свое призвание быть художником. Являясь одним из первых членов гомельской «филии» Всебелорусского союза художников, образованной в 1927 году, Николай Лукич вместе с Сергеем Александровичем Ковровским участвовал во всех городских и республиканских выставках.
Затем с 1928 по 1930 год Николай Тарасиков получает образование в Витебском художественном техникуме, где произойдет его «вторая счастливая встреча жизни» с молодым живописцем-педагогом Вячеславом Руцаем. При упоминании об этом периоде жизни у Тарасикова проскальзывает горечь: «Руцай мечтал о великой школе Эпохи Возрождения... Это была бы лучшая школа и слава Белоруссии, как французская школа барбизонцев... Ее раздавили наши волкодавы натурализма, душа живой реализм школы Ржезникова-Руцая».
Время от времени Николай Лукич словно расставляет для исследователей той эпохи путеводные звезды, озвучивая в рукописях фамилии разных выдающихся мастеров искусства довоенного времени, с которыми хорошо был знаком. Следуя за Тарасиковым можно открыть много интересного и существенного в основательно подзабытом мире белорусского искусства того периода.
«Хотелось видеть весь свет, мир, всю землю, народы» - и вот уже Николай в Одессе, в художественном институте учится у А.А. Шовкуненко - «одного из тех редких людей, которые не имеют врагов», ученика великого русского педагога Павла Петровича Чистякова, а также у «чудесного грека Костанди, продолжающего традиции французских импрессионистов». Очень напорист и неутомим в учебе оказался Николай Лукич, в 1935-36 году учится еще и в Киевском художественном институте! Затем была служба в Красной Армии, работа художником-педагогом в одной из минских изостудий была прервана «сороковыми-роковыми». С 22 июня 1941 года по 1946-й участвовал в Великой Отечественной войне, хотя еще во время службы в армии был признан нестроевым. Об этом периоде нам пока известно только, что, узнав о трагическом конце Янки Купалы в 1942 году, им был стихийно, без соответствующих условий нарисован его портрет...
Старшее поколение советских художников с уважением относилось к Николаю Тарасикову, его творчеству, присущему ему духу упрямства, боевому задору. Сохранилась групповая фотография художников на Академической даче. Крайним слева во втором ряду стоит с несколько отрешенным видом Николай Лукич, по диагонали внизу сидит известный белорусский мастер пейзажа Антон Бархатков.
То, что государство опекало и поддерживало творческую интеллигенцию, приносило свои плоды. Художники ощущали себя людьми востребованными, а свою профессию общественно-значимой. Тарасиков занимался монументально-декоративной и станковой живописью, графикой, акварелью, продолжал выставочную деятельность, преподавал в изостудиях, писал о ярких событиях в художественной жизни Беларуси. Например, составил буклет о творчестве уроженца Гомельщины художника Акима Шевченко - выделяя из множества коллег этого чрезмерно скромного человека, «симпатичнейшей личности изящной души», которого «меньше знают и ценят (чем Цорна - прим. автора), хотя это художник не менее крупный».
Николай Тарасиков преподавал в Белорусском государственном политехническом институте, Минском художественном училище, работал научным сотрудником при Академии Наук БССР, много занимался вопросами развития народного самодеятельного искусства, награжден «Почетной грамотой Верховного Совета БССР» и медалью «За победу над Германией». Практически это весь его послужной список. «В моей жизни была большая цель - искусство, художники. А путь к нему тяжел и труден...Мучаешься, ищешь, находишь, радуешься, счастлив. Всюду и везде борьба, вечные препятствия, преграды и преодоление. Всюду зависимость, зависть, ограничения - писал Тарасиков, - а искусство любит свободу». Рукопись не помечена датой, скорее всего, Николай Лукич выражал мнение относительно творчества любого художника и времени.
С самого детства взрослые вмешивались в его процесс творчества, «убивая во мне главное - самостоятельность, инициативу, смелость, индивидуализм». Но вопреки обстоятельствам, которые только закалили и без того упрямый характер Николая Лукича, его жизнь в искусстве состоялась. В полном соответствии с крылатым афоризмом: люби не себя в искусстве, а искусство в себе.
В Национальном художественном музее есть несколько работ Николая Тарасикова. В 2008 году там прошла выставка тех мастеров искусства, кому исполнилось сто лет со дня рождения. Увидели свет и произведения забытого художника из Гомеля. По мнению куратора выставки, сотрудника музея Светланы Архиповой «дань эпохе в работах Тарасикова отдана сполна - не обошлось здесь без «Сталеваров на Минском тракторном заводе», но есть необыкновенные по гармонии и самобытности работы «Дача» и «Солнечный день»».

Оставляют сильное впечатление произведения Тарасикова и в других жанрах искусства: натюрморте, портрете. Для примера коснемся замечательных живописных портретов заслуженного деятеля наук БССР академика Н.М. Никольского (1940) и народного артиста БССР композитора Н.И. Аладова, созданный Тарасиковым в 1946 году.
Николай Михайлович Никольский - автор работ по истории религии, истории Древнего Востока, филолог, специалист по семитским языкам и клинописи, изображен пишущим за столом в своем кабинете. Он погружен в работу, которая на первый взгляд не представляет из себя ничего особенного. Но от этого произведения исходит ощущение динамики специфического умственного процесса! Ученый не позирует, а естественным образом занят своим делом. Оттого мы на портрете не видим его глаз, они прикованы к разложенным листам бумаги. Что привело художника к показу труда интеллигенции, ведь в это время процветало изображение «людей из народа» - доярок, пастухов, строителей-монтажников? В этом принципиально выражался уровень общения художника, широкий круг его интересов и взглядов. С этой позиции можно рассматривать и другой портрет - автора комической оперы «Тарас на Парнасе» Николая Ильича Аладова. В композиции картины гармонично сопоставлены живой образ идейно увлеченного человека и статичной деревянной скульптуры в народном стиле. Лицо Аладова изображено анфас: кожа, как говорится, кровь с молоком, пышные колючие усы нависли над приоткрытым ртом, взгляд широко распахнутых черных глаз направлен на невидимого нам собеседника. Динамический контраст по отношению к застылому персонажу древнего эпоса на заднем плане усилен парой дополнительных цветов. На золотом фоне фигуры длиннобородого старика раскрывается в полную силу голубой цвет застегнутой наглухо рубахи Аладова. Голубые рефлексы мелькают в черных волосах мужчины, им вторят проблески голубого на стене. Экспрессивность, видимо, была неотъемлемой чертой талантливого композитора. Ощущается и сходство обоих героев: одухотворенная тонкость черт, высоколобость, прическа гладких густых волос, поросль усов и бороды, внутренняя сосредоточенность, некое необходимое творцу упрямство и дерзновение духа. Чувствуется, что перед нами «братья одной крови».
По многочисленным портретам этюдного характера можно заключить о близком знакомстве Тарасикова с поэтами Янкой Купалой и Якубом Колосом. Считается, что и экслибрисы художник делал только для своих близких друзей. В перечне авторских экслибрисов Тарасикова в книге, выпущенной Барановичским краеведческим музеем в 1970 году, фигурируют имена самых известных белорусских поэтов того времени. Очевидно, Николай Тарасиков и сам принадлежал к культурной элите Минска.
Множество портретных зарисовок, эскизов к картинам и декоративным панно, пейзажей, набросков с натуры на военную тематику, гравюр, экслибрисов, а также карикатур Николая Тарасикова хранится в архиве-музее литературы и искусства г. Минска, они, в том числе, составили упомянутые нами 180 кг его наследия. Некоторая часть его рисунков находится у минских художников Игоря Бархаткова, Светланы Катковой, Инны Гавриловой и других, таких же неравнодушных ценителей произведений искусства.
Почти анекдотической выглядит грустная история, что произошла на исходе 1975-го в Минске. Проходившие мимо одного дома студенты театрально-художественного института Софья Лившиц и Леонид Осенний заметили лежавший на мусорной свалке плакат, рекламирующий выставку Тарасикова. Словно в насмешку над художником там же лежала куча его рисунков. Николай Тарасиков ушел из жизни еще в 1965 году, беречь «ненужные вещи» было некому и как бы незачем. Благодаря профессионально наметанному взгляду студентов БГТХИ в тот раз было спасено от гибели около двухсот работ Тарасикова, которые затем перекочевали в Соединенные Штаты Америки.
Николай Тарасиков призывал чтить и беречь забытые уже тогда имена белорусских «художников Филипповича, Юдовина, Минина, Мещанинова, Маневича, Астаповича, Шевченко, Змудинского, Бразера, Орлова, Зорина, Русецкого, Лисицкого, Малевича, Шагала, Пэна, Быховского, Ковровского» и других. Мой современник улыбнется: как, неужели Шагала и Малевича тоже забыли?! Однако из песни слов не выкинешь, перед нами самый достоверный свидетель истории - рукопись ровесника века с присущим ему обостренным чувством правды.
В соответствии с традициями советского времени 110-летию со дня рождения Николая Лукича Тарасикова посвящается...

научный сотрудник художественного отдела Елена Калугина